Неточные совпадения
Ой ласточка! ой глупая!
Не вей гнезда под
берегом,
Под
берегом крутым!
Что день — то прибавляется
Вода в
реке: зальет она
Детенышей твоих.
Ой бедная молодушка!
Сноха в дому последняя,
Последняя раба!
Стерпи грозу великую,
Прими побои лишние,
А с глазу неразумного
Младенца не спускай!..
Бежит лакей с салфеткою,
Хромает: «Кушать подано!»
Со всей своею свитою,
С детьми и приживалками,
С кормилкою и нянькою,
И с белыми собачками,
Пошел помещик завтракать,
Работы осмотрев.
С
реки из лодки грянула
Навстречу барам музыка,
Накрытый стол белеется
На самом
берегу…
Дивятся наши странники.
Пристали к Власу: «Дедушка!
Что за порядки чудные?
Что за чудной старик...
Громадные кучи мусора, навоза и соломы уже были сложены по
берегам и ждали только мания, чтобы исчезнуть в глубинах
реки. Нахмуренный идиот бродил между грудами и вел им счет, как бы опасаясь, чтоб кто-нибудь не похитил драгоценного материала. По временам он с уверенностию бормотал...
Едва успев продрать глаза, Угрюм-Бурчеев тотчас же поспешил полюбоваться на произведение своего гения, но, приблизившись к
реке, встал как вкопанный. Произошел новый бред. Луга обнажились; остатки монументальной плотины в беспорядке уплывали вниз по течению, а
река журчала и двигалась в своих
берегах, точь-в-точь как за день тому назад.
Через полтора или два месяца не оставалось уже камня на камне. Но по мере того как работа опустошения приближалась к набережной
реки, чело Угрюм-Бурчеева омрачалось. Рухнул последний, ближайший к
реке дом; в последний раз звякнул удар топора, а
река не унималась. По-прежнему она текла, дышала, журчала и извивалась; по-прежнему один
берег ее был крут, а другой представлял луговую низину, на далекое пространство заливаемую в весеннее время водой. Бред продолжался.
— А вот что! — сказал барин, очутившийся на
берегу вместе с коропами и карасями, которые бились у ног его и прыгали на аршин от земли. — Это ничего, на это не глядите; а вот штука, вон где!.. А покажите-ка, Фома Большой, осетра. — Два здоровых мужика вытащили из кадушки какое-то чудовище. — Каков князек? из
реки зашел!
Он думал о благополучии дружеской жизни, о том, как бы хорошо было жить с другом на
берегу какой-нибудь
реки, потом чрез эту
реку начал строиться у него мост, потом огромнейший дом с таким высоким бельведером, [Бельведер — буквально: прекрасный вид; здесь: башня на здании.] что можно оттуда видеть даже Москву и там пить вечером чай на открытом воздухе и рассуждать о каких-нибудь приятных предметах.
Из озера они пронеслись в
реку, беспредельную, с пологими
берегами по обе стороны.
И вся эта куча дерев, крыш, вместе с церковью, опрокинувшись верхушками вниз, отдавалась в
реке, где картинно-безобразные старые ивы, одни стоя у
берегов, другие совсем в воде, опустивши туда и ветви и листья, точно как бы рассматривали это изображение, которым не могли налюбоваться во все продолженье своей многолетней жизни.
Во время покосов не глядел он на быстрое подыманье шестидесяти разом кос и мерное с легким шумом паденье под ними рядами высокой травы; он глядел вместо того на какой-нибудь в стороне извив
реки, по
берегам которой ходил красноносый, красноногий мартын — разумеется, птица, а не человек; он глядел, как этот мартын, поймав рыбу, держал ее впоперек в носу, как бы раздумывая, глотать или не глотать, и глядя в то же время пристально вздоль
реки, где в отдаленье виден был другой мартын, еще не поймавший рыбы, но глядевший пристально на мартына, уже поймавшего рыбу.
Река то, верная своим высоким
берегам, давала вместе с ними углы и колена по всему пространству, то иногда уходила от них прочь, в луга, затем, чтобы, извившись там в несколько извивов, блеснуть, как огонь, перед солнцем, скрыться в рощи берез, осин и ольх и выбежать оттуда в торжестве, в сопровожденье мостов, мельниц и плотин, как бы гонявшихся за нею на всяком повороте.
Раскольников вышел из сарая на самый
берег, сел на складенные у сарая бревна и стал глядеть на широкую и пустынную
реку.
Сибирь. На
берегу широкой, пустынной
реки стоит город, один из административных центров России; в городе крепость, в крепости острог. В остроге уже девять месяцев заключен ссыльнокаторжный второго разряда, Родион Раскольников. Со дня преступления его прошло почти полтора года.
На
берегу пустынных волн
Стоял он, дум великих полн,
И вдаль глядел. Пред ним широко
Река неслася; бедный челн
По ней стремился одиноко.
По мшистым, топким
берегамЧернели избы здесь и там,
Приют убогого чухонца;
И лес, неведомый лучам
В тумане спрятанного солнца,
Кругом шумел.
Река еще не замерзала, и ее свинцовые волны грустно чернели в однообразных
берегах, покрытых белым снегом.
— В своей ли ты
реке плаваешь? — задумчиво спросила она и тотчас же усмехнулась, говоря: — Так — осталась от него кучка тряпок? А был большой… пакостник. Они трое: он, уездный предводитель дворянства да управляющий уделами — девчонок-подростков портить любили. Архиерей донос посылал на них в Петербург, — у него епархиалочку отбили, а он для себя
берег ее. Теперь она — самая дорогая распутница здесь. Вот, пришел, негодяй!
Очень пыльно было в доме, и эта пыльная пустота, обесцвечивая мысли, высасывала их. По комнатам, по двору лениво расхаживала прислуга, Клим смотрел на нее, как смотрят из окна вагона на коров вдали, в полях. Скука заплескивала его, возникая отовсюду, от всех людей, зданий, вещей, от всей массы города, прижавшегося на
берегу тихой, мутной
реки. Картины выставки линяли, забывались, как сновидение, и думалось, что их обесцвечивает, поглощает эта маленькая, сизая фигурка царя.
Хорошо бы внезапно явиться пред ними и сказать или сделать что-нибудь необыкновенное, поражающее, например, вознестись на воздух или перейти, как по земле, через узкую, но глубокую
реку на тот
берег.
— Нет, как хотите, но я бы не мог жить здесь! — Он тыкал тросточкой вниз на оголенные поля в черных полосах уже вспаханной земли, на избы по
берегам мутной
реки, запутанной в кустарнике.
С моря дул холодный ветер,
река синевато вспухла, тяжелые волны голодно лижут гранит
берегов.
«Вероятно, шут своего квартала», — решил Самгин и, ускорив шаг, вышел на
берег Сены. Над нею шум города стал гуще, а
река текла так медленно, как будто ей тяжело было уносить этот шум в темную щель, прорванную ею в нагромождении каменных домов. На черной воде дрожали, как бы стремясь растаять, отражения тусклых огней в окнах. Черная баржа прилепилась к
берегу, на борту ее стоял человек, щупая воду длинным шестом, с
реки кто-то невидимый глухо говорил ему...
Молчаливый возница решительно гнал коня мимо каких-то маленьких кузниц, в темноте их пылали угли горнов, дробно стучали молотки, на
берегу серой
реки тоже шумела работа, пилили бревна, тесали топоры, что-то скрипело, и в быстром темпе торопливо звучало...
Было тепло, тихо, только колеса весело расплескивали красноватую воду неширокой
реки, посылая к
берегам вспененные волны, — они делали пароход еще более похожим на птицу с огромными крыльями.
На дачах Варавки поселились незнакомые люди со множеством крикливых детей; по утрам
река звучно плескалась о
берег и стены купальни; в синеватой воде подпрыгивали, как пробки, головы людей, взмахивались в воздух масляно блестевшие руки; вечерами в лесу пели песни гимназисты и гимназистки, ежедневно, в три часа, безгрудая, тощая барышня в розовом платье и круглых, темных очках играла на пианино «Молитву девы», а в четыре шла
берегом на мельницу пить молоко, и по воде косо влачилась за нею розовая тень.
Потом он слепо шел правым
берегом Мойки к Певческому мосту, видел, как на мост, забитый людями, ворвались пятеро драгун, как засверкали их шашки, двое из пятерых, сорванные с лошадей, исчезли в черном месиве, толстая лошадь вырвалась на правую сторону
реки, люди стали швырять в нее комьями снега, а она топталась на месте, встряхивая головой; с морды ее падала пена.
Быстро темнело. В синеве, над
рекою, повисли на тонких ниточках лучей три звезды и отразились в темной воде масляными каплями. На даче Алины зажгли огни в двух окнах, из
реки всплыло уродливо большое, квадратное лицо с желтыми, расплывшимися глазами, накрытое островерхим колпаком. Через несколько минут с крыльца дачи сошли на
берег девушки, и Алина жалобно вскрикнула...
В общем Самгину нравилось ездить по капризно изогнутым дорогам, по
берегам ленивых
рек и перелесками. Мутно-голубые дали, синеватая мгла лесов, игра ветра колосьями хлеба, пение жаворонков, хмельные запахи — все это, вторгаясь в душу, умиротворяло ее. Картинно стояли на холмах среди полей барские усадьбы, кресты сельских храмов лучисто сияли над землею, и Самгин думал...
В сумраке десятка два людей тащили с
берега на
реку желтое, только что построенное судно — «тихвинку».
В сотне шагов от Самгина насыпь разрезана
рекой,
река перекрыта железной клеткой моста, из-под него быстро вытекает
река, сверкая, точно ртуть,
река не широкая, болотистая, один ее
берег густо зарос камышом, осокой, на другом размыт песок, и на всем видимом протяжении
берега моются, ходят и плавают в воде солдаты, моют лошадей, в трех местах — ловят рыбу бреднем, натирают груди, ноги, спины друг другу теплым, жирным илом
реки.
Красавина. Ехала селами, городами, темными лесами, частыми кустами, быстрыми
реками, крутыми
берегами; горлышко пересохло, язык призамялся.
Ничего не нужно: жизнь, как покойная
река, текла мимо их; им оставалось только сидеть на
берегу этой
реки и наблюдать неизбежные явления, которые по очереди, без зову, представали пред каждого из них.
Полноводье еще не сбыло, и
река завладела плоским прибрежьем, а у крутых
берегов шумливо и кругами омывали подножия гор. В разных местах, незаметно, будто не двигаясь, плыли суда. Высоко на небе рядами висели облака.
— Нет, не всё: когда ждешь скромно, сомневаешься, не забываешься, оно и упадет. Пуще всего не задирай головы и не подымай носа, побаивайся: ну, и дастся. Судьба любит осторожность, оттого и говорят: «Береженого Бог
бережет». И тут не пересаливай: кто слишком трусливо пятится, она тоже не любит и подстережет. Кто воды боится, весь век бегает
реки, в лодку не сядет, судьба подкараулит: когда-нибудь да сядет, тут и бултыхнется в воду.
Мы ехали по
берегу той же протекающей по городу
реки, которая по нем, или город по ней, называется Сингапур. Она мутна и не радует глаз, притом очень узка, но не мелка.
Река здесь широка, будет с нашу Оку; по
берегам всюду мелкий лес.
Мы отлично уснули и отдохнули. Можно бы ехать и ночью, но не было готового хлеба, надо ждать до утра, иначе нам, в числе семи человек, трудно будет продовольствоваться по станциям на
берегах Маи. Теперь предстоит ехать шестьсот верст
рекой, а потом опять сто восемьдесят верст верхом по болотам. Есть и почтовые тарантасы, но все предпочитают ехать верхом по этой дороге, а потом до Якутска на колесах, всего тысячу верст. Всего!
Когда будете в Маниле, велите везти себя через Санта-Круц в Мигель: тут
река образует островок, один из тех, которые снятся только во сне да изображаются на картинах; на нем какая-то миньятюрная хижина в кустах; с одной стороны
берега смотрятся в
реку ряды домов, лачужек, дач; с другой — зеленеет луг, за ним плантации.
По мере нашего приближения
берег стал обрисовываться: обозначилась серая, длинная стена, за ней колокольни, потом тесная куча домов. Открылся вход в
реку, одетую каменной набережной. На правом
берегу, у самого устья, стоит высокая башня маяка.
Едут и
рекой, где можно, лугами, островами и
берегом.
Леса по
берегам желтые; по
реке несутся падшие листья; все печально.
Макомо, с братом своим Тиали, перешел на
берега Чуми, притока
реки Кейскаммы, где племя Гаики жило постоянно, с согласия пограничных начальников.
Река, с каждым извивом и оборотом, делалась приятнее,
берега или отлогие, лесистые, или утесистые.
Есть места вовсе бесплодные: с них, по распоряжению начальства, поселенцы переселяются на другие участки. Подъезжая к
реке Амге (это уже ближе к Якутску), я вдруг как будто перенесся на
берега Волги: передо мной раскинулись поля, пестреющие хлебом. «Ужели это пшеница?» — с изумлением спросил я, завидя пушистые, знакомые мне золотистые колосья. «Пшеница и есть, — сказал мне человек, — а вон и яровое!»
Мы пока кончили водяное странствие. Сегодня сделали последнюю станцию. Я опять целый день любовался на трех станциях природной каменной набережной из плитняка. Ежели б такая была в Петербурге или в другой столице, искусству нечего было бы прибавлять, разве чугунную решетку.
Река, разливаясь, оставляет по себе след, кладя слоями легкие заметки. Особенно хороши эти заметки на глинистом
берегу. Глина крепка, и слои — как ступени: издали весь
берег похож на деревянную лестницу.
Он имел пребывание на
берегах Кошачьей
реки, главного притока Большой Рыбной
реки.
«Скоро ли же будет Лена?» — спрашивал я, все ожидая, что
река к нагорному
берегу будет глубже, следовательно островов не имеет, и откроется во всей красе и величии.
Вы, конечно, с жадностью прочтете со временем подробное и специальное описание всего корейского
берега и
реки, которое вот в эту минуту, за стеной, делает сосед мой Пещуров, сильно участвующий в описи этих мест.
Река была в
берегах и шумела на мельнице в спусках.
Город получил свое название от
реки, по
берегам которой вытянул в правильные широкие улицы тысячи своих домов и домиков.
Внизу, под пригорком,
река Лалетинка делала широкий выгиб, подмывая крутой песчаный
берег, поросший молодым сосняком; на широком и низком мысу высыпало около сотни крестьянских изб, точно все они сушились на солнечном пригреве.